«Великий город, где царит ноябрь весенний…»
Тимофей Игнатьев, Москва
1-е место в категории Стихотворение конкурса поэзии и перевода «Аргентина в России»
Великий город, где царит ноябрь весенний,
умеет праздник сочетать с землетрясеньем.
Он как ковчег, везущий грешников к спасенью,
(иль Вашингтон, переодетый под Мадрид) —
у края карты, но построенный с размахом
столицы мира, между радостью и страхом,
что все исчезнет, станет борхесовским прахом,
в нигде утонет, в ничто сгорит.
Раз в десять лет там из Атлантики драконы
ползут на брег и пожирают миллионы,
и за расписанные граффити колонны
уходит плакать свергнутый народный вождь.
Там бедный рыцарь, палачом служивший ранее,
Эвиту мертвую хранит в киноэкране.
И пароход плывет по утренней Паране,
везя в столицу столетний дождь.
Там старость бодрая над юностью печальной
смеется зло, как над молчальником — начальник
(хотя, наверно, лгут романы, — не случайно
маг стережет их сюрреальный реализм).
Там Сан-Мартин глядит тревожно из картинки,
как во дворцах гнездятся голуби и инки,
что налетели, будто деверь на поминки,
внедрять индейский социализм.
В пустой степи лихие люди смерть гоняют,
но план по мясу и масонству выполняют.
С балконов девушки уверенно пленяют.
Хефе ведет интеллигенцию в тюрьму.
В кафе сидят и наблюдают это семьи.
Танцуют танго эмигранты Надя с Сеней.
Звенят гитары жаркой полночью, и сейбы,
как кровь повстанцев, текут во тьму.
В волшебной лавке можно выбирать, не целясь:
любовь, политику, убийства, острый перец.
Все вместе — жестко, будто с прокопаном херес.
Но что ж поделать, че, ведь красота и боль
неотделимы друг от друга в лимитрофе,
что разграничивает рай и катастрофу.
А если б вся планета сделалась Европой,
мы все от скуки спились бы в ноль.